Деконструкция Коржа: что общего у Лукашенко и самого популярного белорусского певца
Макс Корж один из самых собирающих артистов СНГ. Прошлым летом он выступал исключительно на футбольных аренах, а его минский концерт на стадионе «Динамо» собрал 35 тысяч зрителей. Слушатели на концертах Макса внешне отличаются от завсегдатаев рэп-концертов и больше похожи на футбольных фанатов: они пробивают выезда, объединяются в локальные «движи» и активно саппортят во время шоу, используя транспаранты, фаера и агрессивный слэм. Антропометрически они существенно ближе к фанатскому сектору на дерби, чем к челкасто-цветастому поголовью на выступлении очередного фрешмена.
Почему слушатели Коржа поведенчески и внешне ощутимо отличаются от слушателей другого популярного рэпа и каким образом Максу и его команде удалось выстроить локальную субкультуру вокруг музыки Коржа?
Макс Корж — успешный коммерческий бренд, и как у любого бренда, у него есть идея, которую он продает условным «покупателям» (слушателям). Уникальность Коржа в том, что его идея отличается от идей, доминирующих в популярной молодежной музыке последних десятилетий. В этой музыке есть две основные идеологические стратегии: рефлексия и протест рока и радикальный эгоизм рэпа. Обе эти стратегии являются предельными в поведенческом плане. Рок-музыка исходит из глобальной мировой червоточины, будь то полицейское государство или метафизическая течь в корпусе мироздания («пластмассовый мир»). Рэп провозглашает войну всех против всех и призывает быть самой проворной обезьяной в джунглях. Корж предлагает Третий Путь™, доселе немыслимый для популярной молодежной музыки. Путь здорового конформизма.
В мире Коржа нет ни борьбы с глобальным злом, ни высвобождения животных инстинктов (а если они и есть типа «столько с тобою попробуем баб», то эти инстинкты упакованы в правильные ценности пацанской морали). Герой Коржа — обычный пацан, главный пафос существования которого — превращение из мальчика в мужчину. Роман взросления, растянутый почти на 10 лет дискографии. Его герой никогда окончательно не станет мужчиной, он будет вечно проходить через разные стадии молодости. Вот он на тусовке, отрывается с друзьями и проводит свои студенческие годы как надо. Вот он бросает институт, чтобы жить в кайф. Потом его бросает девушка, а братишка Корж тащит его к пацанам в баньку. А вот он уже молодой отец, стопудовый оптимист, ему нужно зарабатывать, но он не забывает о друзьях и после работы тусит по ночам. Согласитесь, это не похоже на рэп с его установкой выйти из гетто и доминировать, не похоже это и на рок с бесконечной рефлексией.
Рефлексию берет на себя лирический герой Коржа, без которого схема бы не работала. Он идеальный друг, старший брат, о котором мечтал любой пацан. Рассудительный, харизматичный, в меру брутальный и популярный в коллективе. В одной из песен Корж так и обращается к слушателю, которого «мысли загнали, внутренний страх»: «Не выдумывай, не накручивай, не ищи проблем». Утешение пацана — отдельный поджанр песен Коржа. Его своеобразной жемчужиной, пожалуй, является «Мотылек», в которой Корж обращается к другу, брошенному девушкой. Разрывная пронзительность этой песни чудесным образом сосуществует с ее чрезмерностью, карикатурностью и, кажется, лицемерной интонацией. Корж утешает своего друга, называя его «братишка» и давя блатной аккорд («Санек, ЛИНИ ему че-нить в стакан!») с такой силой, что становится неловко за людей, которые рыдая в пьяном виде на вписках распевают эту песню хором. Я лично этот трек люблю слушать и петь, своеобразное guilty plesaure, но воспринимать его иначе как злую сатиру на пацанские паблики тяжело. Тут нашлось место всем клише про пацанскую дружбу и этику, даже фраза «Ты знаешь в жизни есть только мать, только она будет любить тебя сильным и слабым!» тут есть. И конечно моментальная демонизация бывшей девушки: «она натрахалась вдоволь со своим футболистом, теперь ей хочется стабильности, хочется кушать».
Пацанский конформизм и коллективизм, включающий в себя дружбу, молодость как свободу выбора и чувство плеча — это основные идеи, которые Корж продает своей аудитории. Нужно подчеркнуть, что это отнюдь не унылый советский конформизм, на базе которого было бы невозможно построить молодежный культ. Наоборот, герой песни «Жить в кайф» отвергает советский способ жить (получение диплома) и выбирает свой путь к счастью («жить в кайф» то есть быть свободным от навязанных родителями путей реализации). В этом отношении, вспоминая о посте Коржа про протесты, режим Лукашенко культурно чужд музыканту. Но что Коржу (не лично ему, а его художественному миру) ближе в контексте протестов: кровавая борьба против диктатора или аполитичная «жизнь в кайф» в мирной республике? Тут выбор очевиден, и в свете этого, неловкий и крайне неудачный в имиджевом плане пост Коржа выглядит логичным в рамках идей, которые он транслирует. Насилие ему точно не близко, революционное свержение строя тоже. В этот момент оказывается, что полная свободы, молодости и братства аполитичная вселенная Коржа все же находится внутри более крупной невидимой структуры, разрушение которой приведет к катастрофе, и эта структура — государство. То, от чего Корж в своих песнях старательно отворачивается, выстраивая вокруг своего героя и каждого из слушателей почти фэнтезийный мир пацанского братства без государственных границ.
Интонации Коржа в песнях и в обращениях к зрителям на концертах неслучайно так напоминают по-советски правильные, ламповые голоса положительных героев старых фильмов. Это не анти-, а просто некапиталистическое. На концерте в Варшаве он обращается к зрителям на двух языках с помощью переводчика, призывая соседние народы узнать друг друга напрямую, через любовь к музыке, без посредников в виде государственных СМИ и национальных стереотипов. Постсоветская империя молодости и братства, в которой на смену коммунизму пришла индивидуальная реализация себя в коллективе. Позднесоветская в своей аполитичности идеология, но без мертвых наслоений марксизма-ленинизма. Ближе всего музыка Коржа в этом плане к походной бардовской песне, лишенной присущего ей изначально диссидентства и направленной во внутреннюю империю вечных походов и приключений.
И в этом отношении музыка Коржа стала идеальным воплощением белорусского государства: лирический герой Макса не просто не говорит о политике, но существует в мире, в котором нет и намека на нее. При этом сам Макс стал самым незаметным из условных «рок-звезд» нового поколения. При том, что он является безусловным role model для своих слушателей, он остается в тени, никак не проявляя свою индивидуальность, оставаясь собирательным образом «своего пацана». Таким образом Корж реализует близкую белорусской ментальности древнекитайскую максиму: «Лучший правитель тот, о котором народ знает лишь то, что он существует». Макс Корж — добрый диктатор в тени стадионной трибуны, лидер без личностного начала, зеркало собственной аудитории. До недавнего времени таким казался и Лукашенко для своего народа. Президент с биографией, ментальностью и внешностью председателя колхоза в аграрно-индустриальной стране, использующий сельско-хозяйственные метафоры в разговоре о геополитике. Национальный лидер, искренне ностальгирующий по советскому прошлому, но вынужденный управлять страной в условиях капитализма. Почти сказочная для стороннего взгляда Беларусь, созданная Лукашенко, так похожа на вымышленную страну Коржа, нарисованную им в песнях, как минимум в двух отношениях: в том, как эти «страны» игнорируют внешний капитализм, и в том, насколько успешно они при этом в него встроены.